Во время пандемии коронавируса многие люди меняют свои привычки. Ежи Чех (родился в 1952 году) — польский поэт, переводчик русской литературы, публицист, признается, что его образ жизни остался прежний. Писатель уже на пенсии. Но его творческая активность не снизилась.
Кстати, сегодня в книжных магазинах Польши особым спросом пользуется переведенная Чехом книга белорусской русскоязычной писательницы, лауреата Нобелевской премии Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» („Wojna nie ma w sobie nic z kobiety”, Wołowiec: Wydawnictwo Czarne, 2010).
Ежи Чех в последнее время не стал меньше переводить:
По правде говоря, мне уже не нужно напрягаться и переводить книги одну за другой. В последнее время я почти не перевожу с русского на польский, зато наоборот — перевожу с польского на русский. И одна из последних переведенных мною книг даже не художественная, а научная, из области психиатрии.
В то же время я стал больше читать польской классики. В первую очередь — XIX века. Отчасти, признаюсь, я читаю эту литературу, чтобы черпать из нее примеры образцового польского языка. Но был бы неискренен, если бы сказал, что читаю лишь с этой целью. Конечно же, я читаю ради удовольствия. Я не заканчивал филологический факультет и всегда читал ради удовольствия.
Несмотря на то, что XIX век ассоциируется у массового читателя с именами таких авторов, как Адам Мицкевич, Юлиуш Словацкий, Циприан Норвид — поэтов-романтиков, Ежи Чех обращает внимание на творчество прозаиков:
Должен признаться, что в результате углубленного чтения прозы того времени, я кардинально изменил свои представления о польской литературе. Потому что бытует стереотип, что у нас вершин достигли лишь поэты, а в прозе поляки слабоваты. Однако это совсем не так.
Кроме таких абсолютных величин, как Мицкевич, Словацкий, Норвид, остальные польские поэты не могут равняться с европейскими того времени. Однако, среди прозаиков есть очень интересные авторы. И даже если это не «гении», то все же очень хорошие писатели, творившие на одном уровне с другими европейскими авторами.
И я бы здесь упомянул несколько фамилий, которые могут вас удивить. В Польше в XIX веке очень рано заявил о себе весьма интересный прозаик Фридерик Скарбек. Мы знаем эту фамилию в контексте того, что отец Фридерика Шопена был учителем Фридерика Скарбека. Отмечу произведение Скарбека „Pamiętniki Seglasa”, прообразом главного героя которого стал прибывший из Франции Николя Шопен — собственно, отец известного польского композитора.
У писателя Фридерика Скарбека был очень интересный взгляд на поляков. С одной стороны, он был сыном графа Скарбека, а по матери происходил из рода Фенгеров, торуньской аристократии, самых богатых горожан. Граф был расточителен. И главный мотив всех романов Скарбека — то, что поляки тратят денег больше, чем у них имеется.
Еще один прозаик XIX века, которого рекомендует Ежи Чех, — Юзеф Игнацы Крашевский, отличавшийся необычайной плодовитостью. Его литературное наследие составляет около 600 томов романов и повестей, поэтических и драматических произведений, а также работ по истории, этнографии, фольклористике, путевых очерков, публицистических и литературно-критических статей:
Он был автором нескольких десятков бытовых романов, а исторические романы начал писать преимущественно в преклонном возрасте, и воспринимал это, в первую очередь, как свой долг перед обществом, в связи с чем эти произведения не одинаковы по качеству. Однако более ценны те произведения, в которых Крашевский описывал современную жизнь своей страны. Писатель много путешествовал, оставил прекрасные очерки о Полесье или Великой Польше. Это все очень интересно.
Ежи Чех советует обратить внимание на менее известного писателя, известного под псевдонимом Теодор Томаш Еж:
Он сам себя не считал писателем, являясь политическим и военным деятелем. Его настоящее имя Зыгмунт Фортунат Милковский.
Он принимал участие в войнах, что красиво описал в своих книгах. Участвовал в Венгерском восстании 1848-1849 годов в составе Польского легиона. Под его предводительством было выиграно одно из сражений Январского восстания 1863 года — под Костангалией в Румынии. Это сражение описано в воспоминаниях Милковского „Od kołebki przez życie”, которые, к сожалению, не публиковались с довоенных времен.
Ежи Чех делится еще одним наблюдением о литературе XIX века:
Каждый писатель XIX века писал по-своему. Не было тогда какого-то единого для всех, навязанного какой-либо академией или Советом по польскому языку образца речи. Каждый говорил и писал на том языке, который усвоил. И, например, Крашевский, Ожешко или Еж не писали schody, а — wschody (лестница, ср. белорусское слово «усходы». — Ред.). Это богатство, живость языка очень мне нравится. И, честно признаться, я больше ценю язык Ожешко или забытого уже Адольфа Дыгасиньского, чем стилизованный, пусть и очень красивый язык Сенкевича. Мне больше нравится шляхетский разговорный язык, который использовали вышеназванные писатели.
PR2/vk